Ворон и ветвь - Арнаутова Дана "Твиллайт"

– Так что ты решил? – спрашиваю, когда стыдливость удовлетворена и Деррик готов покинуть комнату.

– Я согласен.

– Точно? – сомневаюсь я нарочито равнодушным тоном. – Деррик, если мы начнем, обратного пути не будет.

– Да давай уже, – цедит он сквозь зубы. – Не передумаю. Он точно сдохнет?

– Поверь мне, мальчик, я сам для этого сделаю все что угодно, – усмехаюсь я.

Мы выходим из комнаты и идем по длинному, с двумя поворотами коридору. У последнего поворота Деррик сдавленно вскрикивает и застывает. Проход нам перегораживают две темные плечистые фигуры.

– На место, – спокойно командую я, и умертвия с ворчанием отступают.

Одни Темные Владыки знают, что при создании именно этих двух пошло не так, но пара бывших монахов из Ордена Святых Псов отказывается разлагаться вот уже третий год. Смутно подозреваю, это как-то связано с тем, что они близнецы. Пришли когда-то за моей головой, да так и остались в роли уборщиков, носильщиков и дополнительной охраны.

– Спокойно, Дерри, они тебя не тронут.

Но парень только мотает головой и даже не собирается стронуться с места. Вот не вовремя… Я не хочу использовать магию, это может исказить его параметры, которые я уже просчитал.

– Деррик, это всего лишь трупы. Они тебе ничего не сделают. Глупо бояться покойников.

Этих бояться как раз нужно – оторвут голову, как цыпленку, – но не сообщать же мальчишке. Я терпеливо жду, пока он отклеится от стенки.

– Я тоже таким буду? – внезапно выпаливает парень.

Мысленно обзываю себя болваном. Так просто?

– Нет, конечно. Ты – точно не будешь. Сам принцип того, что я хочу сделать, этого не позволит. Умертвия появляются, когда в теле человека остается жизненная сила, а я заберу твою без остатка, – объясняю я.

Это помогает. Мимо умертвий-близнецов Деррик проходит на дрожащих ногах, косясь и едва не фыркая, как породистый жеребец. Зато в лаборатории, при виде каменного круга на полу со сложной схемой знаков, почти спокоен. Видимо, просто устал бояться. Это плохо. Мне нужны сильные чувства, поток ненависти, а мальчик уже перегорел. Недостаток времени…

Я зажигаю свечи, расставленные по границе круга. Пол, конечно, ледяной, но тут уж ничего не поделать. Я как-то не привык уговаривать жертвы ложиться сюда добровольно.

– Снимай плащ, ложись, – говорю я парню, зажигая последнюю свечу. Он медлит и вряд ли от холода или страха. Цель так близка, что я готов потерять терпение.

– Мальчик, меня не волнуют твои прелести. Ты здесь не за этим. Или передумал?

Бледная кожа на щеках вспыхивает румянцем. Деррик быстро скидывает уютную теплую ткань, неуклюже опускается в центр круга. Я тут же защелкиваю металлические кольца, вделанные в пол, на его запястьях и щиколотках.

– Это зачем? – сдавленным голосом спрашивает Деррик. – Я же сам…

– Чтобы не дергался. Ты, может, и согласен, а у твоего тела наверняка другое мнение…

Свечи горят ровно и сильно, едва потрескивая. И без того белокожий, от холода Деррик бледнеет почти до синевы. Я быстро проговариваю обязательную часть ритуала, чертя на его груди острием ножа тонкие линии, тут же начинающие сочиться кровью. При каждом новом надрезе, пересекающем старые шрамы, Деррик вздрагивает, закусывает губу, но терпит молча. А когда останавливаюсь, смотрит на меня расширенными от боли и удивления глазами.

– Знаешь, – размеренно говорю я, медленно роняя каждое слово, – я, пожалуй, передумал. Не буду убивать герцога Альбана. Он, конечно, извращенный ублюдок, но наверняка хорошо заплатит, чтобы остаться в живых…

Не веря своим ушам, Деррик дергается в оковах. Смотрит мне в лицо, пытаясь понять.

Да, мальчик, мне жаль. Но я дюжину лет ждал случая получить окончательную свободу и не собираюсь упустить этот шанс.

– Все, чего я хочу, – это хорошенько его напугать. И я тебе не врал. Твоя смерть даст мне много, очень много силы. Ты сам, добровольно, лег на этот камень и согласился на ритуал, жертва уже засчитана… Когда умрешь, я нанесу герцогу удар, но не убью его. Иначе кто мне заплатит? Ты такая прелесть, Дерри, но нельзя же верить всему, что обещают те, кто хочет тебя поиметь? Разве не ты говорил мне, что все врут?

Он рычит и бьется в кандалах так, что из-под железных колец брызжет кровь. Ненависть и ярость мальчишки почти видно в воздухе над кругом. Не верьте, что ненависть черна, она ослепительно-белая, когда сильна настолько! Две струи, снежно-сияющая и кроваво-алая, сплетаются перед моим вторым зрением. Силы столько, что сама ткань реальности плывет и плавится. У мальчика был отличный потенциал! Нереализованная сила столбом бьет в пространство, собираясь…

– Сволочь! Мразь! Мра-а-азь!

– Всего лишь некромант, – хмыкаю я, ловя момент, когда тело оказывается возле пола.

Узкий трехгранный стилет резко и точно входит под левый сосок. По ту сторону Тени бушует приближающийся Йоль: время жертвы, открывающей врата между жизнью и смертью, между мирами и эпохами. Теневой мир беснуется, чуя дикую, необузданную, сырую силу, которую я собираю и щедро лью в пространство. Этой магии юному Деррику хватило бы на всю жизнь, так оно было рассчитано при его рождении высшими силами. Я трачу все сразу! Жуткий удар сметает преграды между мной и маленьким, жалким человечишкой в герцогской короне. Какой отпечаток ауры? Какой след? Сила Деррика, направленная моим холодным ювелирным расчетом, выжигает все на своем пути. Весь святой Инквизиториум, все псы Церкви не смогут ничего вынюхать в этой мертвой пустыне. И пусть Керен задается вопросом, откуда у его бывшего ученика столько сил для удара – правду ему не узнать. За сотни миль отсюда тело человека, мечтавшего о короне, считавшего себя высшим существом, содрогается и изломанной куклой опускается на пол, истекая кровью из всех телесных отверстий. Здесь, в подземной лаборатории, которую давно и безнадежно разыскивает церковная свора, я едва не падаю прямо в круг, на тело Деррика, вовремя отползая к стенке.

Тихо. С поверхности не проникает ни один звук, а тут шуметь некому. Свечи вот-вот догорят, а сил на то, чтобы встать и уйти, у меня нет. Я выложился полностью, как и было рассчитано. И до наступления Йоля еще пара часов, так что Керену придется признать поражение. Он, конечно, не успокоится, но сейчас я не хочу об этом думать. Сегодняшняя партия за мной.

Щелчком пальцев призываю все еще торчащих под дверью близнецов и, еле ворочая языком, приказываю. Один зажигает светильники, второй ковыляет в кладовую за бутылкой. Когда он приносит требуемое, я понимаю, что лучше бы сходил сам. Она же вроде кончилась, эта несусветная гадость! Не иначе, за мои грехи Темный подсунул еще одну бутылку. Впрочем, мне ли жаловаться? Я отбиваю горлышко о край каменного стола и жадно пью, не замечая вкуса и крепости. Хоть бы свечи побыстрее догорели. Близнецы панически боятся круга, так что это мне придется самому. Ползком перебираюсь к огаркам и внезапно понимаю, что мальчишка еще жив.

Как? Как такое может быть?! Я пробил ему сердце! Двигаюсь еще ближе. На губах Деррика розовая пена, но он дышит. Медленно, с трудом, но дышит! И я бы сказал, что поражено не сердце, а легкое. Чудеса! Но ведь любопытно. Я осматриваю рану, откуда все сочится странно пенящаяся кровь, пальпирую грудную клетку, нащупываю слабый редкий пульс на обоих запястьях. Ну, точно. Надо же, редкость какая! И что мне теперь с тобой делать, мальчик?

Можно просто уйти и оставить все как есть. Или добить. Это будет самым разумным решением, следовательно, самым правильным. Так учил меня Керен. А он всегда был прав, как ни тошно это признавать. У мальчишки не осталось ни капли магической силы, для меня он бесполезен. И даже опасен. Теперь я не один знаю убийцу герцога Альбана…

Я продолжаю уговаривать себя, поднимаясь на трясущиеся ноги и, держась за стены, выползаю в коридор. За тем, что нужно мне, братцев не пошлешь… Путь до моей комнаты кажется длиной в несколько миль. Сердце стучит так, что наверху должно быть слышно, пальцы несколько раз соскальзывают с резной ручки шкафа. Зажав в ладони маленький хрустальный флакон, пускаюсь в обратный путь, надеясь, что Деррик за это время уже умер. Но проклятый мальчишка дышит.